«Была красивая теплая весна…»

26 апреля 2021 года – 35-я годовщина аварии на Чернобыльской АЭС… Каждый год в преддверии чернобыльской радиационной катастрофы, считающейся одной из самых масштабных в мире, многие белорусы задумываются о том, как они живут, как могли бы жить, и как это было…
О событиях из жизни, связанных с катастрофой на ЧАЭС и датируемых 1986–1989 годами, вспоминает Владимир Владимирович Ринг, в то время директор совхоза «Заводокский» Краснопольского района, а ныне – житель аг. Михеевка Дрибинского района, руководитель крестьянско-фермерского хозяйства: 

– Запомнилось, что была красивая теплая весна. В хозяйстве шла посевная. Прошёл дождик. Какая-то радость была на душе, то ли от благоприятной погоды, то ли от того, что просто весна пришла. Настроение было хорошее. Помню, кто-то в разговоре сказал, что на Украине взорвалась атомная станция. Поговорили и забыли.

Чуть позже, приехал к нам в хозяйство первый секретарь райкома и у меня как у руководителя хозяйства стал интересоваться настроением людей, что говорят о случившейся аварии на ЧАЭС. Отвечаю как есть: ничего не говорят.

Волнения начались после первого мая, когда уже вовсю обсуждали произошедшее в Чернобыле. Словарный запас людей мигом пополнился еще недавно редким словом «радиация». Первая весточка, которой я не придал значения (но это неграмотность наша была, закрытость этой темы) – слова начальника управления сельского хозяйства: «У тебя же два пацана, ты бы их к бабушке отправил, подальше отсюда». Конечно же, руководство района было больше информировано, но напрямую никто ничего не говорил, все какими-то полунамеками.

Вскоре начали приезжать чужие люди, делать замеры. После дождя мы наблюдали такие внешние признаки, как желтые разводы по периметру луж – нам это объяснили так: пыльца от цветущей сосны, а потом, где-то через месяц, сказали, что это был радиоактивный йод.

«Не вызвать панику»

Помню, как нам говорили, что нужно ждать дождя, мол, он все вредные вещества смоет, и мы наивно верили и ждали дождей. Дождь как-то вскоре и прошел, но, конечно же, чуда не произошло.

А вот действительно тревожным звоночком стал приезд военных вместе с районным и областным руководством на территорию нашего хозяйства. Военные, после соответствующих замеров, сказали, что требуется отселение жителей. На что руководством был дан ответ, что здесь же налажено производство, люди работают, живут. Приезжали и ученые, которые тоже были в недоумении, что мы остаемся здесь жить и ничего не предпринимаем для переезда.

Это сейчас я многое понимаю, анализирую, ведь вся эта работа по отселению, переезду требовала больших усилий и затрат, но на тот момент главным было не вызвать панику у людей.

Нам после майских праздников начали объяснять, что период полураспада радиоактивного йода составляет 7 дней, а через месяц вообще ничего уже не будет.

Вскоре пошло уже какое-то движение – у нас появились дозиметры, был назначен дозиметрист, который отмечал, что действительно было снижение радиации, что вселяло оптимизм в нас, но ненадолго, потому что снижение радиации остановилось на определенном уровне.

Действия, конечно, предпринимались…

Из какого-то института выслали методику расчета времени пребывания людей в зоне радиоактивного загрязнения. Сейчас, оперируя цифрами, могу сказать, что замеры дозиметра в Заводке показывали более 80 кюри, у меня под крышей дома – 126 кюри, а обязательное отселение требовалось при радиационном фоне от 40 кюри. По моим расчетам, не позднее 124 дней со дня случившейся катастрофы мы должны быть отселены. Я, конечно же, обратился к своему руководству, рассказал о своих вычислениях. Меня выслушали, назвали паникером, забрали эти методические разработки и отправили домой.

Конечно, и военные, и руководство предпринимали различные действия. Срезали грунт, который военные увозили, и предполагалось, что таким способом можно «оздоровить» землю, но результатов это не дало: уровень радиации уменьшился, но несущественно.

«Мы не бездействовали»

Надо сказать, мы не бездействовали. В 1988 году, собрав делегацию из 12 человек актива Краснопольщины, поехали в Москву, в ЦК, просить о переселении на чистую территорию. К этому времени руководство уже начало предпринимать различные действия в этом направлении. Область нам дала разрешение начать строительство жилья на чистых землях Дрибинщины, на которой впоследствии и разместились переселенцы из Краснопольского, Чериковского и Славгородского районов. Мы сами, силами и средствами совхоза «Заводокский», начали в Коровчино возводить жилые дома – народ уже созрел к тому, что нужно выселяться.

Я перевез жену в Коровчино, сам же не имел права бросить людей ни как руководитель, ни как порядочный человек. А вот в 1989 году, когда официально разрешили переселение, сдав под опись все совхозное имущество, наше хозяйство было ликвидировано. В Дрибин мы приехали не с пустыми руками. 240 тысяч рублей (по тем меркам это были огромные деньги), а также трактора, автомобили, экскаватор и другая сельскохозяйственная техника – таким был наш вклад. Но самым ценным вложением в переселяемый регион был трудолюбивый народ Краснопольщины, который, на мой взгляд, вдохнул новую жизнь в Дрибинский район.

Владимир Владимирович до последнего дня, как капитан судна, не бросал людей и земли, пусть и зараженные, но свои, родные… Позже ему вручат Орден почёта за ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

Татьяна БРИЧИКОВА
(газета «Савецкая вёска» Дрибинский район).