Из воспоминаний помощника врача-гигиениста райЦГЭ Людмилы Ивановны ЧИГРЯЙ...
Из воспоминаний помощника врача-гигиениста райЦГЭ Людмилы Ивановны ЧИГРЯЙ:
«…Понятия не имели, что такое радиация»
— С 1 апреля пошел 40-й год, как я работаю в райЦГЭ. Когда случилась катастрофа на ЧАЭС, мне было 33 года.
Чернобыль помешал, может быть, всему в жизни.
Как сейчас помню, 26 апреля 1986 года – это был хороший, солнечный день. Довольно жаркий и ветреный. А 27 апреля у моего сына был день рождения. И мы его отмечали.
О том, что взорвался атомный реактор на Чернобыльской АЭС, слышали. Но какие последствия будут, ничего об этом не знали. Ведь мы тогда даже понятия не имели, что такое радиация.
И даже когда в понедельник все пришли на работу, и тогда ситуация особо не прояснилась. Все были встревожены, что будет дальше никто не знал. Не было и достоверной информации о масштабах и степени атомного взрыва.
Помню, как 7 мая меня с коллегой главный санитарный врач райЦГЭ Л.В. Липницкий послал провести с населением д. Марьина Буда и д. Готовец разъяснительную работу на предмет того, что в молоке от их коров обнаруженные радионуклиды превышают норму, а потому употреблять в пищу его нельзя. Так нас местные женщины чуть не побили. Мол, это мы нарочно так говорим, подослали нас и мы какие-то свои цели преследуем. И только подошедший на крики дед угомонил разгорячившихся сельчанок. «Бабы, — говорит, — не трогайте их. Они правду говорят. Вон и по радио передают, что реактор взорвался…».
В Краснополье мы возвращались со слезами на глазах.
На то время на базе райЦГЭ своей лаборатории не было. Пробы на исследование возили в Славгород, Костюковичи. Более 20 в день не принимали. А люди несли, все хотели проверить продукцию, исследовали даже и грудное молоко. Вспоминается и такой случай. Когда произошла авария на Чернобыльской АЭС, в ту же ночь один из работников атомной станции перевез в Выдренку свою беременную жену. В очередной из последующих после этого дней мы проезжали там с врачами райбольницы – замеряли радиацию. У одного из колодцев прибор показал, что уровень высокий. А та женщина увидела и как закричит: «Он меня сюда привез, а тут не лучше…».
В течение месяца после аварии в райЦГЭ открыли лабораторию. Работали не только свои специалисты, но приезжали и из области. Исследовали все: картошку, молоко, воду, овощи, фрукты, мед и др. В день привозили до 200 видов сырья. А с учетом того, что каждую пробу нужно было отобрать, упаковать, подписать и т.д. нам приходилось нелегко, за день очень изматывались. И в выходные задействовались.
Исследовательскую деятельность вели в районе и ученые из Минска, Москвы. Приезжали со своими приборами, аппаратурой, т.е. целыми лабораториями. Но о результатах работы никому не говорилось. Может быть наш главврач и посвящался во что-то, но мы, рядовые специалисты, оставались в неведении. Проверят, к примеру, молоко, говорят «грязное». А каков в нем уровень радиации – ни слова!
Это уже позднее стали «проливать свет», а первое время ничего не разглашалось. А неведение очень тяготило людей.
На работу нас могли вызвать и в пять утра, а задержать и до десяти вечера. И никто не роптал: надо – значит надо. Каждый чувствовал ответственность за дело.
В первые месяцы после взрыва реактора нам было дано указание проверить и прошлогодние запасы продуктов (морковь, свеклу, сухофрукты и др.). День, в который выбрались на район, был после ночного дождя. Лужи стояли красно-желтого цвета. Измерили фон – уровень радиации резко вырос. Радионуклидами пропитались даже сухофрукты, хранящиеся в чулане в одном из домов д. Новоельня.
Помнится и разговор с женщинами этой деревни. В очередной приезд туда они поделились мыслями. Мол, Ивановна, пришли на поле, а по нему как золой посыпано… Вот и думай, что это было. А на одной из ферм на фильтре згусток желтого молока врезался в память. Как все это остро переживалось…
С населением Краснополья проводились время от времени собрания. Врачи выступали, должностные лица. Зал, естественно, волнует вопрос «можно ли жить на загрязненной территории или же лучше уезжать в чистые места?» Но конкретного ответа никто не давал. Начинали приводить статистику, давать какие-то рекомендации, в общем, говорить вокруг да около. Люди возмущались, чувствуя недоговоренность.
Село же выселяли. Я помню, как плакала моя сестра с мужем, когда выезжали. Уехал и один из братьев на Витебщину.
Сейчас, по истечении времени, прошлое уже как-то притупляется. Когда собираемся все свои за столом, этой темы уже практически нет. Говорим о ценах, о событиях в мире, о будущем и др. Иногда только вспоминаешь, когда проводишь взаимосвязь с тем, что болят ноги, руки, и думаешь, что сидит в них цезий со стронцием…
Вспоминается, когда хочется грибов и ягод из леса. Все 24 года я не употребляла этой продукции в пищу. В прошлом году поддалась искушению – столько уже было грибов. А это мое любимое лакомство. Но употребляла их только после проверки в лаборатории на содержание радионуклидов.
Встает чернобыльская тема и всякий раз, когда наведываешься на родину. Какая в Соболях была школа! Когда я училась в ней, ходило около 260 учеников. Занимались в две смены.
А сейчас?.. Все эти воспоминания отдаются болью. Черным пеплом оказались посыпанные не только поле и луга, реки и озера, но и человеческие судьбы. И так горько становится от мыслей, что все так случилось…
Подготовила Дина МАНЬКО.